Украинский народ оформил акт самоопределения в 1990–1991 годах, когда в Декларации о государственном суверенитете прямо закреплялось, что Украина является суверенным национальным государством, а носителем суверенитета в Республике является народ Украины.

При этом сама Декларация имела двойную конструкцию: в разделе «Самоопределение украинской нации» был закреплён национально-этнический компонент — оформленный акт самоопределения украинцев и утверждение Украины как национального государства, а в разделе «Народовластие» — гражданский компонент, где народ Украины определялся как совокупность граждан Украины всех национальностей.

Конституция 1996 года закрепила в статье 5 положение о том, что единственным источником власти и суверенитета является народ, но без уточнения, кто именно подразумевается под этим термином. В то же время формула «народ Украины — граждане Украины всех национальностей», содержавшаяся в разделе «Народовластие» Декларации о государственном суверенитете, была по необъяснимой причине перенесена в преамбулу — декларативную часть, лишённую силы нормы прямого действия и не создающую юридических обязательств.

Такое перемещение оставило возможность двойного толкования термина «народ» в статье 5 Конституции — и как совокупности граждан Украины всех национальностей, и как этнического коллективного субъекта. Именно это стало правовой основой лишения этнических украинцев коллективной субъектности в будущем.

И пока до 2021 года в украинском законодательстве отсутствовали специальные категории «коренных народов» и «национальных меньшинств» как носителей коллективных прав, не существовало и политической конкуренции за само определение, кто является народом. По этой причине вопрос не поднимался ни политически, ни юридически: «народ» воспринимался как совокупность всех граждан, и такой инклюзивный нарратив устраивал все стороны.

Однако законы, принятые бывшим президентом Украины Владимиром Зеленским, не меняли сам текст Конституции, но фактически переписали её смысл. Через обычное законодательство было изменено толкование ключевых конституционных норм и понятий. Впервые отдельные этнические группы получили статус народов с коллективными правами, что разрушило прежнюю модель гражданского общества, в которой все считались равными гражданами.

Это создало новую интерпретацию понятия «народ», введенной законами  без необходимости прямых изменений в Конституции.

Таким образом, подмена юридического определения понятия «народ» в Украине была достигнута через принятие двух ключевых законов: Закона Украины № 1616-IX «О коренных народах Украины» от 01.07.2021 и Закона Украины № 2827-IX «О национальных меньшинствах (сообществах) Украины» от 13.12.2022. 

Эти законы установили нормы прямого действия, в которых «народ» закрепляется как коллективный этнокультурный субъект с особыми правами. При этом Закон Украины «О правотворческой деятельности» № 3354-IX от 24.08.2023 в статье 38, часть 2 прямо установил, что преамбула закона «не может содержать норм права». 

Дополнительно в том же Законе № 3354-IX в разделе XIV «Заключительные положения», пункт 2, подпункт 7 изначально было закреплено, что преамбула «не содержит норм права» и «не обладает силой прямого действия». Однако впоследствии этот подпункт был исключён Законом № 3624-IX от 21.03.2024, что внешне смягчило формулировку, но не изменило сути: базовое правило статьи 38 осталось в силе, и преамбула по-прежнему лишена юридической силы.

В результате возникла правовая конкуренция между гражданским и этнокультурным толкованием этого понятия — без внесения изменений в текст Основного Закона, но с фактической подменой его смысла.

В отличие от преамбулы Конституции Украины, которая носит декларативный характер, не содержит норм прямого действия и не влечёт за собой возникновения юридических обязанностей или гарантий, законы № 1616-IX «О коренных народах Украины» (от 1 июля 2021 года) и № 2827-IX «О национальных меньшинствах (сообществах) Украины» (от 22 декабря 2022 года) обладают юридической обязательностью как акты прямого действия.

Именно они фактически отменили прежнее широкое и инклюзивное толкование понятия «народ», подменив его новой конструкцией, в которой коллективные права предоставлены исключительно коренным народам и национальным меньшинствам. В результате этнические украинцы — как титульное большинство — были исключены из всех форм коллективной правосубъектности, что нарушло принцип равноправия, закреплённый в Декларации прав национальностей Украины №1771-XII от 1 ноября 1991 года, которая гарантировала равные политические, экономические, социальные и культурные права всем народам и национальным группам, проживающим в Украине.

Важно подчеркнуть, что Декларация прав национальностей Украины № 1771-XII от 1 ноября 1991 года является единственным нормативным актом, который прямо гарантирует равенство прав именно народов и национальных групп, а не только граждан. В отличие от статьи 24 Конституции Украины, где закреплено равенство именно граждан перед законом, Декларация устанавливает обязательства государства по обеспечению политических, экономических, социальных и культурных прав для всех народов, проживающих на территории Украины. Это делает её ключевым источником в условиях правового вакуума, возникшего после 2021 года.

Таким образом, положения статей 5 и 13 Конституции Украины, в которых провозглашается, что именно народ является единственным источником власти, а также собственником земли, недр и других природных ресурсов, после 2021 года утратили определённость в правовом толковании. 

При этом важно подчеркнуть, что в этих статьях речь идёт именно о народе, а не о гражданах, как это систематически подаётся в официальной и медийной риторике. Подмена понятий не имеет правового основания, поскольку «гражданин» — это индивидуальный субъект, а «народ» — коллективный. Этнические украинцы были признаны народом, но в результате конституционной подмены и последующего законодательства лишены субъектности, то есть статуса источника власти и права распоряжаться землёй и ресурсами.

Статья 5 Конституции Украины закрепляет принцип народного суверенитета и положение о народе как единственном источнике власти, но сама статья не уточняет, кто именно подразумевается под этим «народом». Определение содержится лишь в преамбуле. В результате ключевое понятие оказалось юридически неопределённым и открытым для произвольных интерпретаций — как в сторону гражданского общества, то есть совокупности граждан Украины всех национальностей, так и в пользу тех групп, которые обладают признанной этнической субъектностью как «народ».

Конституционный Суд Украины неоднократно в своих решениях закреплял, что народ Украины — это граждане Украины всех национальностей. Однако эти же решения признавали, что преамбула Конституции носит политико-декларативный характер, не имеет силы прямого действия и не создаёт юридических норм. В результате формула о народе как совокупности граждан существовала исключительно в преамбуле, лишённой обязательной юридической силы.

До 2021 года такая неопределённость позволяла поддерживать гражданское толкование понятия «народ». Но после принятия законов о коренных народах (№ 1616-IX), о национальных меньшинствах (№ 2827-IX), о правотворческой деятельности (№ 3354-IX) и поправок (№ 3624-IX) статус коллективного субъекта был закреплён только за этническими сообществами, а преамбула окончательно лишена какого-либо правового значения.

Дополнительно, а аналитических материалах КСУ по толкованию Конституции (Роль преамбулы в толковании Конституции) и подтверждается в решениях, где преамбула использовалась только как контекст для понимания других норм, но не как самоисполняемая норма.

Также в заключении Венецианской комиссии («Европейская комиссия за демократию через право») по проекту Конституции Украины, подготовленному рабочей группой под руководством В.М. Шаповала — Opinion on the Draft Constitution of Ukraine (prepared by a working group headed by Mr V.M. Shapoval), CDL-AD(2008)015, Venice Commission, 75th Plenary Session (Venice, 13–14 June 2008) — подчёркивается, что преамбулы конституций служат декларацией ценностей и принципов, но не создают норм прямого действия.

Тем самым прежняя модель, где народ отождествлялся со всеми гражданами Украины, была полностью обесценена и вытеснена новой конструкцией, в которой этнические украинцы лишены коллективной субъектности.

В результате сложилась юридическая аномалия: при том что Конституция формально выше по силе, её преамбула не имеет прямого действия, и поэтому определяющее значение в том, кто считается «народом», получили не конституционные нормы, а законы прямого действия, инициированных бывшим президентом Украины, в частности:

• Закон №1616-IX «О коренных народах Украины» (2021),

• Закон №2827-IX «О национальных меньшинствах» (2022),

в которых понятие «этнические украинцы» прямо исключено из перечня субъектов, обладающих коллективными правами.

Статья 13 Конституции Украины, которая закрепляет, что собственником земли, недр, природных ресурсов и территорий является «украинский народ», формально может быть прочитана как обозначение совокупности всех граждан. Однако после принятия специальных законов о коренных народах и национальных меньшинствах термин «народ» получил новое нормативное наполнение через этнические и статусные категории, при котором титульная этническая общность — украинцы — может не рассматриваться в качестве его части. Это создало возможность толкования, при котором «украинский народ» больше не охватывает самих украинцев как этническую группу.

Такая ситуация открывает путь к произвольному трактованию суверенитета и собственности, когда права, ранее закреплённые за всем народом Украины, могут перераспределяться в пользу этнически определённых групп, признанных законом, при юридическом исключении титульного большинства.

В результате сложилась ситуация, при которой в Конституции Украины и национальном законодательстве отсутствует какое-либо юридическое подтверждение того, что этнические украинцы являются народом — как в смысле коллективной субъектности, так и в принципе. При этом национальные меньшинства и признанные «коренные народы» получили прямое законодательное признание в качестве коллективных субъектов, обладающих особыми правами. 

Вся правопреемственность этнических украинцев как народа, исторически обладавшего правом на землю, ресурсы и власть — как это было закреплено в Конституциях УССР и СССР через понятие «трудовой народ» — была фактически аннулирована через Закон Украины №2215-IX «О десоветизации законодательства Украины» от 21 апреля 2022 года. Под предлогом десоветизации были отменены правовые положения, прямо связывавшие титульное большинство с суверенитетом, собственностью и государственностью, без предоставления им новой формы коллективной правосубъектности.

Статья 1 закона о национальных меньшинствах прямо закрепляет, что национальные меньшинства — это все, кроме этнических украинцев. То есть государство официально признаёт существование украинцев в этническом смысле, но использует этот факт не для предоставления прав или коллективной субъектности, а исключительно для их исключения из всех правовых категорий, связанных с этничностью.

А ссылка на статью 11 Конституции, где упоминается развитие украинской нации, не подтверждает статус этнических украинцев как народа. Напротив, в самой статье прямо закреплено, что гарантии касаются именно коренных народов и национальных меньшинств, что указывает на использование термина «нация» в гражданском, а не этническом смысле. Более того, структура статьи, где коренные народы и национальные меньшинства названы отдельно, а этнические украинцы не упомянуты вовсе, фиксирует их исключение из системы коллективной субъектности. В совокупности с преамбулой Конституции в редакции 1996 года, где «украинский народ» определяется как граждане всех национальностей, это подтверждает, что Украина была юридически оформлена именно как гражданское общество, а не как национальное государство народа, осуществившего самоопределение.

Закон Украины «О заграничных украинцах» от 4 марта 2004 года № 1582-IV, принятый в период президентства Леонида Кучмы, прямо закреплял, что заграничный украинец — это лицо украинского этнического происхождения, признающее Украину своей исторической родиной. Таким образом, принадлежность к украинской нации имела чёткое этническое содержание и была юридически признана как основа диаспоральной идентичности.

Однако 13 декабря 2022 года, по инициативе бывшего президента Владимира Зеленского, был принят Закон № 2834-IX «Об основных принципах государственной политики в сфере утверждения украинской национальной и гражданской идентичности», который кардинально изменил смысл ранее действующего законодательства. 

Новый акт исключил этнический компонент из понятия «украинская нация» и закрепил вместо него культурно-символические признаки — язык, культуру, традиции, обряды и памятные даты. Более того, украинская идентичность была дополнительно привязана к гражданству, что окончательно перевело её из этнической в гражданскую плоскость.

Таким образом, бывший президент Зеленский своим законом об идентичности де-юре обнулил этническое содержание закона о заграничных украинцах, заложенное при президенте Кучме, и превратил его из правового инструмента защиты диаспоры в механизм культурной пропаганды без юридического признания украинцев как этнического народа.

Следовательно этнический украинец юридически не может доказать свое существование как народа, поскольку вся правовая база выстроена так, чтобы обеспечить его исключение из числа носителей власти и собственников территории и ресурсов, несмотря на прямые нормы статей 5 и 13 Конституции Украины.

Важно так-же понимать, что любая ссылка на решения Конституционного Суда, которые ранее трактовали «народ» как совокупность всех граждан, утратила юридическую силу, поскольку законы прямого действия № 1616-IX, № 2827-IX и № 2215-IX после 2021 года ввели новые этнические и статусные категории, исключив титульное большинство и создав правовую реальность, которой на момент вынесения этих решений не существовало.

Даже если Конституционный Суд после 2022 года признает, что «все граждане — это народ», это не устранит структурную проблему. Право на самоопределение остаётся неотчуждаемым в международном праве, однако без признания этнических украинцев носителями коллективной субъектности оно становится юридически невоплотимым.

Законы № 1616-IX, № 2827-IX и № 2215-IX не отменили само право, но уничтожили институциональные механизмы его реализации для титульного народа. Пока не будет закреплён правовой статус этнических украинцев как народа, любые декларации о «совокупности граждан» не восстанавливают тех юридических форм, через которые обеспечиваются права на землю, ресурсы, репатриацию и коллективную идентичность.

Это сохраняет системное неравенство и элементы правового апартеида, введённые после 2021 года.

Так же не существует никакого закона о титульной нации, никакого подтверждения того, что титульная нация или исторический народ вообще закреплены в украинском праве. Термин «титульная нация» остается лишь политико-филологическим понятием, не имеющим юридической силы, поскольку за ним не стоит никакой нормативной базы.

Таким образом, государство Украина фактически не признает существование этнических украинцев как народа, поскольку коллективная субъектность в национальном законодательстве предоставлена исключительно коренным народам и национальным меньшинствам. В результате именно они, а не украинцы, юридически становятся единственным источником власти и суверенитета, а также собственниками земли и территории, поскольку ни одной нормы, прямо закрепляющей, что этнические украинцы являются народом, в украинском праве не существует.

1. Этнические украинцы без права на репатриацию

Еще одним доказательством того, что Украина не признает этнических украинцев как народ, является отсутствие какой-либо программы репатриации по этнической принадлежности. Программы репатриации предоставляются коренным народам, но не украинцам, поскольку они нигде не упоминаются как отдельный этнический субъект. 

В Украине право на возвращение для этнических украинцев в настоящее время регулируется исключительно через Закон Украины «О гражданстве Украины» № 2235-III от 18.01.2001 года, где оно связано только с фактом наличия или приобретения гражданства (ст. 8 и 19). Иными словами, в случае утраты гражданства автоматически прекращается и право на возвращение, поскольку отдельного этнического механизма репатриации закон не предусматривает и специальных законов для украинцев, подобных репатриационным актам в других странах, не существует.

Ранее действовал Закон Украины «О гражданстве Украины» № 1636-XII от 08.10.1991 года, подписанный президентом Леонидом Кравчуком, в котором принадлежность к украинской национальности сама по себе признавалась основанием для получения гражданства и, соответственно, для возвращения.

Ситуация изменилась после принятия в 2001 году Закона № 2235-III, подписанного президентом Леонидом Кучмой, который исключил этнический принцип и закрепил гражданско-правовую модель. С этого момента этнические украинцы лишены самостоятельного юридического основания для репатриации как народа, и их право на возвращение стало полностью зависеть от наличия гражданства.

В Законе Украины № 1616-IX «О коренных народах Украины» от 01.07.2021 прямо не используется термин «репатриация» или «право на возвращение». Однако часть 4 статьи 7 закрепляет специальный порядок резервирования земельных участков для представителей коренных народов, «возвращающихся на территорию Автономной Республики Крым и города Севастополя». Формально этот механизм привязан к условию деоккупации Крыма, но де-юре закрепляет этнический критерий возвращения, основанный не на гражданстве, а на принадлежности к признанной коренной общности.

Таким образом, Украина ввела избирательный принцип этнического возвращения, распространив его исключительно на коренные народы (крымских татар, караимов и крымчаков). Титульная нация — этнические украинцы — полностью исключена из этого механизма: их право на возвращение регулируется только через гражданство в рамках Закона № 2235-III «О гражданстве Украины», где оно автоматически прекращается в случае утраты гражданства. Такая конструкция закрепляет правовое неравенство между этническими группами и лишает украинцев этнического юридического основания для возвращения на собственную территорию.

В международной правовой практике аналогичные механизмы репатриации по этническому признаку существуют и активно применяются в отношении титульных наций:

• Германия: статья 116 Основного закона и Закон о перемещённых лицах и беженцах (BVFG) предоставляют право на возвращение этническим немцам, независимо от гражданства.

• Польша: Закон о репатриации от 9 ноября 2000 года закрепляет право возвращения для лиц польского происхождения. Отдельно действует Карта поляка (2007), дающая особые права лицам, идентифицирующим себя как поляки за пределами страны.

• Венгрия: Закон о гражданстве 2010 года (Act XLIV of 2010) упрощает получение гражданства для этнических венгров, проживающих за границей, по заявлению, без требования проживания в Венгрии.

• Израиль: Закон о возвращении 1950 года предоставляет право на репатриацию всем евреям, независимо от гражданства или места проживания, исходя исключительно из этнической принадлежности.

Таким образом, международный стандарт репатриации предполагает неотчуждаемое право возвращения для титульного народа, основанное на этнической принадлежности, а не на формальном гражданстве. Украина нарушает этот принцип, оставляя этнических украинцев в уязвимом положении: их связь с родиной зависит от юридического статуса, который может быть аннулирован, в отличие от статуса этнической принадлежности, защищённого международными нормами.

То есть, единственной юридической связью этнического украинца с государством Украина остается его гражданский паспорт. Больше не существует ни одной правовой нормы, подтверждающей его принадлежность к Украине как к народу или коллективному субъекту — ни в Конституции, ни в национальном законодательстве.

2. Язык и культура как аргумент наличия субьектности и призания

Аргумент о том, что наличие украинского языка и культуры якобы подтверждает признание украинцев как народа, является юридически ничтожным. Язык, гимн, культурные мероприятия или символика — это элементы государственной идентичности, но они не закрепляют за этнической общностью никакого юридического статуса.

Поддержка языка не даёт права на коллективное владение территорией, не признаёт субъектность народа, не обеспечивает защиту от дискриминации, геноцида, насильственной ассимиляции, не предоставляет международных гарантий, не закрепляет права на компенсации, репатриацию, участие в управлении государством или статус жертвы агрессии в международном праве.

Таким образом, культурные признаки не могут подменять отсутствие правового признания народа, а использование этих аргументов — это сознательная подмена понятий и попытка скрыть лишение титульного этнического большинства базовых коллективных прав.

Сведение признания народа к наличию языка или культурных признаков является подходом, используемым агрессорами для оправдания захватов и насильственной ассимиляции. Именно такую риторику применяли нацистская Германия и путинская Россия, обосновывая аннексию чужих территорий и ликвидацию народов как самостоятельных субъектов.

Если бы такая логика имела юридическую силу, тогда бразильцы считались бы португальцами, аргентинцы — испанцами, а жители США — англичанами. Но международное право опирается не на культурные совпадения, а на фактическое признание народа как отдельного субъекта с коллективными правами.

Язык и культурные традиции являются лишь частью идентичности, но сами по себе они не обеспечивают политико-правового статуса. Без официального признания народ не обладает правом на землю, территорию, власть, репрезентацию и защиту от геноцида. Именно поэтому аргумент о «наличии украинского языка и культуры» не подтверждает существование украинцев в правовом поле, а наоборот — маскирует отсутствие их юридического статуса как народа.

Юридическое признание народа — это не вопрос культуры, а вопрос коллективных прав, институтов, гарантий и международных механизмов защиты от уничтожения.

 

3. Ошибочное толкование международной практики признания коренных народов

Проблема украинского законодательства заключается не в самом признании коренных народов — этот механизм является общепринятой международной практикой. Ключевая аномалия — в асимметричном подходе, который наделяет коллективными правами отдельные группы, целенаправленно исключая из этой системы титульную нацию, что приводит к утрате её правовой субъектности.

Если бы одновременно с признанием прав коренных народов и национальных меньшинств был принят отдельный закон, закрепляющий статус титульной нации — как исторической, автохтонной или иной формы коллективной субъектности, — это могло бы обеспечить сбалансированную модель правового равенства. Однако никакой аналогичной нормы для этнических украинцев не предусмотрено: отсутствует даже базовое законодательное признание их коллективного статуса. Именно в этом и заключается институционализированное неравенство — в том, что одни группы получили нормативную субъектность, а другие остались в состоянии правовой неопределённости.

В отличие от Украины, в других странах мира признание прав меньшинств не осуществляется за счёт большинства:

· В скандинавских странах (Норвегия, Швеция, Финляндия) признание прав саами на культурную автономию, саамские парламенты и управление оленеводством не лишает шведов, норвежцев или финнов их статуса государствообразующей нации и не отменяет их коллективных прав.

· В латиноамериканских странах (Боливия, Эквадор, Мексика), где коренные народы составляют значительную долю населения, их признание и расширенные права (например, на автономию, язык, обычное право) интегрированы в систему, где испаноязычное большинство также сохраняет свою полную субъектность. В Боливии, при провозглашении «многонационального государства», механизмы власти и права выстроены так, что ни одна группа не доминирует над другой юридически, а права всех сообществ защищены взаимно.

В Украине же избран иной путь. Механизм защиты коренных народов был применен к группам, значительная часть которых проживает за границей и имеет прочные этнополитические связи с другими государствами. При этом этническое украинское большинство, лишённое права на репатриацию и любого коллективного правового статуса, оказалось в положении правового вакуума. Таким образом, международные инструменты, призванные защищать уязвимые группы, были использованы для правового вытеснения и маргинализации титульного большинства в его собственном государстве.

 

4. Механизм рейдерского захвата суверенитета Украины

Признание крымско-татарской этнокультурной группы коренным народом Украины законом № 1616-IX не вызывает вопросов, поскольку эта общность исторически сформировалась на территории Крымского полуострова и не имеет собственного государственно-образующего образования за пределами Украины.

Однако ситуация с караимами и крымчаками принципиально иная. К моменту принятия закона № 1616-IX они уже были включены в правовую систему Государства Израиль как часть еврейского народа и обладали правом на репатриацию на основании Закона о возвращении. Государство Израиль не признаёт караимов и крымчаков отдельными народами, а рассматривает их составной частью еврейского народа, наделяя соответствующими правами на репатриацию и гражданство. Эта позиция находит подтверждение и среди самих представителей данных общностей, которые принимают такую идентичность, реализуют предоставленные им права и активно пользуются израильским гражданством.

Таким образом, признание караимов и крымчаков коренными народами Украины создаёт юридический казус. Украина фактически наделила одну и ту же общность двойным статусом: как часть еврейского народа в Израиле и как отдельный коренной народ в Украине. Такая конструкция противоречит нормам международного права, поскольку нарушает принцип уникальности коллективной субъектности народа. Согласно статье 1 закона № 1616-IX, коренной народ не может иметь собственного государственного образования за пределами Украины. В случае с караимами и крымчаками это требование не выполняется, так как их этнокультурная идентичность уже институционализирована в рамках Государства Израиль.

Дополнительно это противоречит статье 33 Декларации ООН о правах коренных народов, которая закрепляет право народа самостоятельно определять свою принадлежность и институты. Включение караимов и крымчаков в состав еврейского народа в Израиле означает, что Украина не имела права односторонне приписывать им иной правовой статус.

Следовательно речь идёт о создании правовой фикции, при которой Украина признаёт коренными народами группы, которые уже обладают международно признанной этнокультурной идентичностью в рамках другого народа. Это нарушает принцип юридической недопустимости двойной коллективной субъектности и подрывает внутреннюю согласованность как украинского законодательства, так и международных обязательств государства.

Фактически государство использует институт коренных народов не для защиты уязвимых общин, а как инструмент политической манипуляции, произвольно присваивая статус коренного народа группам, которые по закону и международным стандартам не могут его иметь. Это разрушает правовую определённость, подрывает доверие к законодательству, но и открывает путь для незаконного перераспределения коллективных прав и ресурсов в интересах иностранного гссударства. 

На этапе принятия закона в средствах массовой информации и в публичном дискурсе подчёркивалось, что речь идёт лишь о крайне малочисленных общностях — приблизительно о 100 крымчаках и около 700 караимах. Это подавалось как ограниченный по охвату шаг и представлялось в том числе как исполнение «европейских обязательств» Украины по защите прав коренных народов.

Однако сама конструкция Закона № 1616-IX не содержит никаких ограничений по численности или географии. В результате его действие распространилось на всю глобальную караимскую и крымчакскую диаспору. По разным оценкам, только в Государстве Израиль проживает от 30 до 50 тысяч караимов, и именно эта общность была автоматически включена в рамки действия закона, несмотря на то что подавляющее большинство её представителей фактически имеет гражданство и этнокультурную идентичность в рамках другого государства и никогда не имело устойчивой территориальной связи с Украиной.

Таким образом, Украина юридически признала коренными народами общности, интегрированные в иные государственные правопорядки, что по своей сути равнозначно передаче элементов суверенитета за пределы страны.

Это означает, что коллективные права, включая право на самоопределение, управление территориями и международное представительство, были закреплены за группой, фактически репрезентующей интересы другого государства. Таким образом, в обход референдума и без народного мандата был оформлен транснациональный правовой канал отчуждения суверенитета в пользу Израиля.

Важно чётко разделять религиозные, культурные и юридические аспекты. Никто не отрицает, что караимы имеют собственные религиозные традиции и могут отличаться от раввинистического иудаизма. Однако с точки зрения законодательства Государства Израиль эти различия не влияют на юридический статус: караимы признаются частью еврейского народа для целей Закона о возвращении и имеют те же права на репатриацию и гражданство, что и другие евреи.

Дополнительным фактором является религиозный запрет у караимов на проведение переписи. Это позволяет под действие закона теоретически легализовать любую численность, включая фактически всю глобальную израильскую диаспору, поскольку отсутствуют какие-либо объективные критерии для установления её границ.

Такое толкование нарушает не только принцип правовой определённости, закреплённый в статье 8 Конституции Украины. Оно также:

· подрывает основы государственного суверенитета и целостности Украины;

· создаёт механизм вмешательства иностранного государства во внутренние дела через коллективные права, закреплённые за его диаспорой;

· противоречит статье 5 Конституции Украины, согласно которой единственным источником власти и носителем суверенитета является народ, а не внешние или диаспоральные структуры;

· противоречит положениям Декларации прав национальностей Украины № 1771-XII от 1 ноября 1991 года, которая закрепляет равные политические, экономические, социальные и культурные права всех народов и национальных групп, проживающих на территории Украины;

· формирует правовую конструкцию, ведущую к передаче контроля над землёй, ресурсами и суверенитетом иностранному государству, что подпадает под признаки государственной измены по статье 111 Уголовного кодекса Украины;

· создаёт условия для безнаказанного лишения титульного народа права на самоопределение и территориальную целостность, что нарушает статью 1 Устава ООН и статьи 1 и 55 Международного пакта о гражданских и политических правах.

В совокупности это представляет собой не просто внутреннюю юридическую коллизию, а системное подчинение национального законодательства интересам иностранного государства, с элементами узурпации суверенитета и признаками преступлений против основ национальной безопасности.

Таким образом, коренные народы стали первыми, кто получил на территории Украины юридическое определение «народ» именно как коллективного субъекта с прямой этнической привязкой, то есть с закреплёнными законом коллективными правами на территорию и власть, тогда как до принятия закона № 1616-IX эта категория отсутствовала и по умолчанию подразумевалась совокупность всех граждан без отдельной этнической субъектности.

На протяжении двадцати девяти лет украинское государство и официальная риторика настойчиво утверждали, что национальность не имеет значения, что строится единое гражданское общество, в котором все равны и этническая принадлежность не играет роли. Под этим предлогом было отменено право фиксировать национальность в паспортах, а сама идея этнической идентичности преподносилась как анахронизм и проявление ксенофобии.

Однако после почти трёх десятилетий такой политики внезапно было введено законодательное разграничение, основанное именно на этническом признаке: появились «коренные народы» и «национальные меньшинства», для которых прямо закрепили коллективные права и статус народа, но титульная этническая общность — украинцы — была сознательно исключена.

В результате, под риторикой гражданского равенства и отказа от этничности сначала уничтожили юридическую основу для национальной идентичности большинства, а затем создали этническую правосубъектность для отдельных групп, оставив титульный народ за пределами всех правовых конструкций.

Пятая статья Конституции Украины закрепляет, что единственным источником власти и суверенитета является народ, не уточняя, идёт ли речь о совокупности всех граждан в гражданско-правовом смысле или об этнических группах с коллективной субъектностью. Тринадцатая статья Конституции устанавливает, что земля, недра и природные ресурсы принадлежат украинскому народу.

Введение определения «коренные народы» и предоставление им коллективной субъектности создало юридическую неопределённость и двойное толкование этих конституционных норм — теперь они могут трактоваться исключительно в пользу коренных народов и национальных меньшинств, а не всего населения Украины.

Юридическая нейтрализация крымских татар как потенциальных конкурентов за юридическое определение «народа Украины» и за реализацию коллективных прав была достигнута двумя способами.

Во-первых, Украина не ратифицировала Конвенцию МОТ № 169 о правах коренных народов, которая является единственным международным документом, закрепляющим обязательства государств по признанию и защите коллективных прав коренных народов, включая права на землю, ресурсы, участие в управлении и собственные институты представительства. Без её ратификации крымские татары не могут ссылаться на международные механизмы контроля за выполнением этих прав, обращаться в соответствующие надзорные органы или требовать от Украины их реализации как международно-правового обязательства. Для них именно эта Конвенция является основным инструментом: статья 7 закрепляет право на сохранение идентичности и институтов, статья 8 — защиту традиций и обычаев, статья 13 — право на землю и ресурсы, статья 15 — право на участие в управлении ими.

Во-вторых, с момента признания 26 апреля 2016 года Меджлиса крымскотатарского народа экстремистской организацией на территории Российской Федерации его деятельность была официально запрещена в Крыму, что привело к фактической блокировке всех органов политического представительства крымских татар на их исторической территории. Это означает, что крымские татары лишились возможности формировать легитимные органы самоуправления, отстаивать свои интересы перед международными организациями от имени всего народа и участвовать в переговорах по вопросам их прав и статуса как единого субъекта.

Без признанного политического представительства их требования к Украине или к международным структурам приобретают статус разрозненных инициатив отдельных групп и не могут рассматриваться как позиция коренного народа в целом, что существенно ослабляет их возможности добиваться защиты своих коллективных прав. В результате статус крымских татар как коренного народа Украины носит исключительно формальный характер и не обеспечивает им реальных коллективных прав.

В то же время караимы и крымчаки, признанные законом № 1616-IX коренными народами Украины, находятся в противоположной ситуации. Эти группы входят в состав еврейской диаспоры, которая уже обладает международно признанной коллективной субъектностью и правом на репатриацию в Государство Израиль по Закону о возвращении 1950 года. Их права не зависят от ратификации Конвенции МОТ № 169 или наличия национальных органов представительства, поскольку на международном уровне их гарантии закреплены как часть еврейского народа, тогда как в украинском законодательстве они оформлены как отдельные коренные общности.

Это приводит к парадоксу: до ратификации Конвенции МОТ № 169 «О коренных народах и народах, ведущих племенной образ жизни в независимых странах» крымские татары, караимы и крымчаки как самостоятельные народы в международном праве не существуют. Однако в то время как права крымских татар остаются заблокированными без этой Конвенции, права караимов и крымчаков всё равно обеспечены через их принадлежность к еврейскому народу, обладающему признанной коллективной субъектностью и международно закреплённым правом на репатриацию в Государство Израиль.

Поэтому внутри Украины они выглядят как «самостоятельные народы», а на международном уровне их статус напрямую соотносится с Израилем.

Такая схема позволяет скрыть прямую политическую связь с Израилем и фактически устранить конкуренцию со стороны крымских татар, чьи права напрямую зависят от Конвенции МОТ № 169. Признавая караимов и крымчаков коренными народами, Украина предоставила им «удвоенный» статус: международные права еврейского народа дополнились коллективными правами, закреплёнными украинским законодательством.

Это создало правовую конструкцию, при которой де-юре суверенитет над землёй, ресурсами и правом на самоопределение юридически закреплён за группами, напрямую соотнесёнными с иностранным государством, тогда как крымские татары остались с символическим статусом, а титульный народ — этнические украинцы — был полностью исключён из системы коллективных прав.

 

5. Зачистка правоприемствености этнических украинцев

С 2014 года на территории Украины началась последовательная политика, направленная на демонтаж исторической и юридической правопреемственности этнических украинцев как народа и носителя суверенитета. Эти шаги, начавшиеся после событий Майдана, постепенно создали механизм, при котором титульное большинство лишается не только коллективной субъектности, но и любых правовых оснований для признания себя преемником государственности и территории Украины.

Первым шагом стала масштабная программа расчистки еврейских кладбищ, которые десятилетиями находились в заброшенном состоянии. С 2014 года эти работы приобрели системный характер: их начали организовывать сельские и городские советы, которые тогда ещё не были объединены в территориальные громады, но уже получали целевое финансирование на проведение таких работ. При этом конкретные источники этих средств официально не разъяснялись, однако сам факт их поступления и распределения через местные органы власти указывал на централизованный и плановый характер программы.

В международной практике фиксация и благоустройство мест культурного наследия служат доказательством исторического присутствия этнических или религиозных групп и могут использоваться для обоснования их коллективных прав, включая права на землю, имущество и исторический статус.

При этом речь не идёт об отрицании исторического присутствия евреев на территории Украины. Они проживали здесь со времён Российской империи, потому что существовала черта осёдлости, за пределы которой евреев просто не пускали, и они были вынуждены селиться именно на этих землях. Их присутствие никто не оспаривает и не отрицает.

Проблема в другом: благоустройство кладбищ и фиксация еврейского наследия имели бы исключительно исторический характер, если бы параллельно с этим украинское государство не исключало из законодательства самих этнических украинцев как народа, уничтожая их историческую и правовую преемственность.

В 2022 году началась системная правовая ликвидация Украинской Православной Церкви (УПЦ), являвшейся единственным каноническим правопреемником Киевской митрополии и носителем исторического титула на землю, храмы и духовное наследие этнических украинцев. 

Основой этого процесса стали изменения в Закон Украины «О свободе совести и религиозных организациях» № 987-XII от 23.04.1991, внесённые рядом поправок: Законом № 2107-IX от 03.03.2022, Законом № 3894-IX от 20.08.2024 и Законом № 4579-IX от 21.08.2025. Ключевым инструментом стала статья 5-1, введённая Законом № 3894-IX, которая запрещает деятельность религиозных организаций, «афилированных» с иностранными религиозными центрами из государства, признанного агрессором. 

Формулировки о «канонической и организационной зависимости» (ст. 5-1 ч. 3, пп. 1–7) легализовали признание УПЦ частью структуры Русской Православной Церкви, что позволило государственным органам начать процедуру её ликвидации.

Статья 16 того же закона расширила основания для прекращения деятельности религиозной организации, включив такие критерии, как «использование для пропаганды идеологии русского мира» и «подчинённость центрам в государстве-агрессоре».

На практике это дало возможность через суды инициировать массовые ликвидации приходов и монастырей УПЦ.

Одновременно статья 17 Закона Украины «О свободе совести и религиозных организациях» была дополнена нормой, запрещающей передавать в пользование храмы и другое культовое имущество тем религиозным организациям, которые подпадают под действие статьи 5-1 этого же закона которые устанавливают, что в Украине не допускается деятельность религиозных организаций, которые связаны («аффилированы») с иностранными религиозными центрами из государств, признанных агрессорами или оккупантами. Если организация признаётся такой «аффилированной», её деятельность ограничивается или подлежит прекращению.

В связке этих норм получается целый механизм: по статье 5-1 УПЦ (как «связанная с Московским патриархатом») признаётся «аффилированной», а по дополнению к статье 17 её автоматически лишают права пользоваться храмами, монастырями, землёй и другим культовым имуществом. 

Таким образом, это не просто ограничение, а фактическая схема ликвидации исторической УПЦ как правопреемника Киевской митрополии. В результате все культовые здания, находящиеся в коммунальной или государственной собственности, начали передаваться новым структурам.

Статьи 8 и 9 установили механизм смены канонического подчинения общин простым решением двух третей членов собрания, при котором несогласные вынуждены создавать новые общины без сохранения храмов.  Этот инструмент стал юридической базой для массовых перерегистраций приходов УПЦ в пользу созданной государством Православной Церкви Украины (ПЦУ).

Таким образом, без прямого изменения Конституции, через поправки к Закону № 987-XII была создана целая система норм прямого действия, которые устранили УПЦ как канонического правопреемника Киевской митрополии и передали её имущество ПЦУ. 

Новая структура не обладает ни канонической преемственностью, ни признанием большинства поместных православных церквей мира. Это уничтожило духовную и правовую основу исторической субъектности украинцев, подорвав их связь с традицией, храмами и правопреемственностью на собственной земле.

Киевская митрополия — это древняя церковная структура, созданная ещё в 988 году, когда князь Владимир крестил Русь. Она была частью Вселенского православия и находилась под юрисдикцией Константинопольского патриархата. Именно Киевская митрополия считается «матерью-церковью» для всех православных на землях Руси, от которой потом пошли и Московская, и другие епархии.

Правопреемственность означает, что нынешняя церковь может доказать, что она является продолжением той самой древней структуры, а значит — имеет законные и канонические права на храмы, монастыри, землю и духовное наследие. Для этнических украинцев это важно, потому что именно через УПЦ (Московского патриархата) сохранялась связь с Киевской митрополией, которая исторически была их духовной и культурной основой.

Когда государство начало ликвидацию УПЦ, оно фактически оборвало эту правопреемственность. Новая структура — ПЦУ (Православная Церковь Украины) — создана административным путём в 2018–2019 годах, но не имеет такой преемственности: у неё нет признания большинства православных церквей в мире и нет юридической связи с Киевской митрополией.

Поэтому борьба идёт не просто за имущество, а за то, кто считается наследником всей тысячелетней духовной традиции и, следовательно, носителем исторической субъектности украинского народа.

21 апреля 2022 года был принят закон № 2215-IX «О десоветизации законодательства», который отменил более 250 нормативно-правовых актов, включая все Конституции УССР и законы, признававшие украинский народ историческим субъектом и носителем суверенитета. Это юридически ликвидировало всю правовую преемственность, связывавшую этнических украинцев с государственностью и территорией Украины.

А в 2023 году бывший президент Украины Владимир Зеленский 28 июля подписал Закон № 3258-IX, принятый Верховной Радой 14 июля 2023 года, которым из перечня государственных праздников было исключено празднование Рождества по православному календарю, традиционно использовавшемуся этническими украинцами, и перенесено на 25 декабря по католическому календарю. Тем же законом День украинской государственности был перенесён с 28 июля на 15 июля, а День защитников и защитниц Украины — с 14 октября на 1 октября. Закон вступил в силу 30 июля 2023 года, а сам Зеленский объяснил эти шаги отказом от «российской идеологии» и юлианского календаря, которым пользовалась православная церковь.

Юридически это означает, что государство официально отказалось от празднования Рождества по православному календарю, который веками был частью культурной и духовной идентичности титульного большинства населения Украины. С момента вступления закона в силу 7 января утратило статус официального праздника, и все нормативные акты, регулирующие государственные праздники и выходные дни, перестали учитывать эту дату. Одновременно 25 декабря, соответствующее католической традиции, получило официальный статус государственного праздника, что закрепляет иной религиозный и культурный ориентир в законодательстве.

Фактически последовательность этих решений — от захвата храмов до переноса ключевых православных праздников — показывает целенаправленную политику по демонтажу исторической и духовной преемственности украинцев как народа. Эти шаги исходили из одного центра власти и были юридически оформлены законами, что делает их элементом единой программы по разрушению институциональной и культурной идентичности титульного большинства.

Формально статус «народа» получили крымские татары, караимы и крымчаки. Однако крымские татары фактически лишены возможности реализовать коллективные права: Украина не ратифицировала Конвенцию МОТ № 169 о правах коренных народов, а Меджлис крымскотатарского народа с 2016 года признан экстремистской организацией на территории Российской Федерации.

Таким образом, единственными реальными бенефициарами коллективной субъектности остаются караимы и крымчаки — группы, входящие в состав еврейской диаспоры, обладающей международно признанной коллективной субъектностью и правом на репатриацию в Государство Израиль.

Эти шаги фактически создают правовую конструкцию, при которой коллективные права на землю, ресурсы и элементы суверенитета Украины переходят к группам, юридически соотнесённым с иностранным государством — Израилем.

С международно-правовой точки зрения данные действия:

· уничтожают правопреемственность украинского народа и государства

· создают правовую фикцию, отрицающую существование титульного народа

· формируют условия для безнаказанного лишения его права на самоопределение и суверенитет

Согласно статье II Конвенции о предотвращении геноцида (1948), действия, направленные на уничтожение национальной группы путём отрицания её существования как субъекта, подпадают под определение геноцида, включая «создание условий, рассчитанных на полное или частичное уничтожение группы».

Статья 7 Римского статута Международного уголовного суда относит к преступлениям против человечности «преследование любой идентифицируемой группы по политическим, расовым, национальным, этническим, культурным или религиозным мотивам», включая лишение фундаментальных прав на основании принадлежности к такой группе.

Исключение этнических украинцев из юридического определения народа, ликвидация их правопреемственности и передача коллективной субъектности иностранным группам образуют состав преступления против человечности и подпадают под признаки геноцида через отрицание существования народа.

Однако Украина, формально признав отдельные положения Римского статута, одновременно предусмотрела отсрочку его действия и ограничила юрисдикцию МУС только отдельными преступлениями и конкретными датами. В результате любые действия, связанные с уничтожением правосубъектности титульного народа через законы № 1616-IX и № 2215-IX, фактически выводятся из-под международной ответственности.

Такое блокирование юрисдикции МУС создаёт преднамеренный правовой вакуум: государство принимает законы, которые подпадают под признаки преступлений против человечности и геноцида (статьи 6 и 7 Римского статута), но одновременно гарантирует безнаказанность для всех участников.

Таком бразом, в этой схеме каждая сторона действует исходя из собственных интересов, и при этом не имеет значения, существовал ли координатор или единый план. Даже если бы такой план существовал, это не меняло бы сути происходящего, поскольку международное право оценивает прежде всего последствия и фактический результат, а не мотивы и внутренние договорённости сторон. Поэтому речь не идёт о доказательстве сговора — подобные обвинения легко сводятся к конспирологии и уводят внимание от главного: объективно складывается система действий, последствия которых взаимно усиливают друг друга и приводят к разрушению украинской субъектности.

Израиль выступает как бенефициар, поскольку признание караимов и крымчаков коренными народами Украины практически используется как юридическая основа для передачи суверенитета — прав на землю, ресурсы, культурное наследие и коллективную субъектность — в пользу групп, связанных с Израилем. Это стало возможным именно потому, что остальные категории, включая титульное большинство, были исключены из всех форм коллективных прав. В результате украинское законодательство выстраивается так, что единственным юридически признанным носителем коллективной субъектности становятся еврейская диаспора, обладающей международной правосубъектностью.

Россия играет роль не только военного агрессора в политико-информационном восприятии, но и юридического оператора, действия которого оказываются возможными именно благодаря правовой политике Украины. В то время как внимание мирового сообщества сосредоточено на очевидных актах вторжения и разрушений, Украина заранее сформировала такую правовую конструкцию, при которой вторжение России не подпадает под международно-правовое определение агрессии. Исключив этнических украинцев из категории народа и лишив их правосубъектности, Украина де-юре устранила признанный субъект международного права, против которого могла бы быть квалифицирована агрессия в соответствии со статьями 1 и 2 Устава ООН.

Это позволяет Российской Федерации представлять свои действия как внутреннюю операцию по «восстановлению порядка» на «собственной территории» среди «части русского народа», обходя прямую квалификацию по международным нормам. Именно по этой причине в рамках ООН Россия была признана агрессором против государства Украина (резолюция Генеральной Ассамблеи ES-11/1 от 2 марта 2022 года), но отсутствует признание агрессии против украинцев как народа: формально нет закреплённого субъекта, против которого могли бы быть направлены действия. Агрессия против народа невозможна без признания самого народа, а Украина своим законодательством устранила это признание.

Самое важное, что действия создают не только прямой ущерб, но и юридическую среду, в которой внутренние репрессии, ограничения прав и отказ от демократических процедур в Украине подаются как вынужденные шаги. Таким образом, агрессия становится фоном, на котором легитимизируются процессы, прикрывающие демонтаж прав титульного народа.

Таким образом, Россия не только отвлекает внимание от внутренней ликвидации украинской субъектности, но и использует созданный Украиной правовой вакуум для легализации своей интервенции. Отказ Украины от признания украинцев как народа делает возможным проведение войны вне рамок международного права, где нет ни агрессора, ни жертвы, а значит — и ответственности.

Украина практически играет роль не только жертвы, но и агрессора по отношению к собственному титульному народу, поскольку её законодательная и административная политика целенаправленно исключила этнических украинцев из всех форм коллективной правосубъектности и лишила их статуса народа как носителя суверенитета. Законы № 1616-IX, № 2827-IX и № 2215-IX перераспределили права на землю, ресурсы, культурное наследие и самоопределение в пользу ограниченных групп — коренных народов и национальных меньшинств, — оставив титульное большинство без какой-либо юридической защиты.

Такое исключение создало правовой механизм для передачи суверенитета через коренные народы в пользу Израиля, но и облегчило российскую агрессию, поскольку насильственная ассимиляция и оккупация населения, лишённого статуса народа, больше не подпадали под прямое определение агрессии и колонизации в международном праве. Если украинцы юридически исключены из категории народа, то формально они перестают существовать как отдельный субъект международного права. Следовательно, Россия, позиционируя их как часть «русского народа», получает возможность трактовать свои действия не как войну против другого государства или народа, а как «СВО» внутри собственного народа и собственной территории. 

А поскольку Украина собственными законами исключила украинцев из категории народа, она избегает объявления состояния войны и действует через режим военного положения с частичной мобилизацией. Формально это позволяет не квалифицировать вторжение России как акт внешней агрессии против народа по международному праву, ведь юридически народ, против которого совершается агрессия, государством не признаётся.

Таким образом, Украина своими собственными законами подготовила условия, при которых внешнее вторжение и внутренняя ликвидация титульного народа стали возможны без прямого противоречия международному праву, а само понятие агрессии оказалось юридически размытым.

Кроме того, 6 октября 2022 года, более чем через полгода после начала боевых действий, Верховная Рада Украины приняла постановление № 2633-IX, обратившись к международному сообществу с призывом поддержать право народов России на самоопределение. В документе звучали громкие цитаты из Устава ООН, норм международного права и прав человека, создавая образ Украины как защитника свободы и демократии.

Однако к этому моменту сама Украина уже приняла целый ряд законов, которые последовательно исключили титульную этническую общность — украинцев — из категории народа внутри страны. Закон № 1616-IX «О коренных народах Украины» от 1 июля 2021 года предоставил коллективные права коренным народам, не включив туда украинцев. Закон № 2215-IX от 21 июля 2022 года уничтожил правопреемственность украинского народа с конституциями УССР и СССР. Закон № 2827-IX «О национальных меньшинствах» от 13 декабря 2022 года закрепил коллективные права за национальными меньшинствами, но снова оставил титульный народ без правосубъектности.

Так формируется юридически зафиксированный двойной стандарт: публично Украина требует для народов России права на самоопределение, но внутри страны лишает собственного титульного народа статуса народа, создавая правовую основу для его ассимиляции и возможного территориального перераспределения.

6. Насильственная ассимиляция в состав «русских»

Лишение этнических украинцев признанной субъектности — как народа, титульной нации и исторического суб’єкта — создаёт правовой вакуум. В международном праве (ст. 1 Устава ООН, ст. 1 и ст. 27 Международного пакта о гражданских и политических правах) закреплено, что народы обладают неотъемлемым правом на самоопределение и защиту своей культурной идентичности. Следовательно, состояние «ничейного народа» юридически невозможно: исключение из собственной категории фактически ведёт к их отнесению к иной категории, прежде всего к той, на которую претендует внешняя сила.

Поскольку Российская Федерация официально отрицает существование украинцев как отдельного народа и заявляет, что они являются «частью русского народа», украинское законодательство, исключая украинцев из правового поля, объективно способствует их насильственной ассимиляции в «русских». Это происходит не только на уровне пропаганды, но и через создание правовой базы, которая лишает украинцев возможности доказать своё существование как отдельного народа с правом на самоопределение и историческую преемственность.

Ситуация усугубляется тем, что украинцам в большинстве случаев практически во всём мире не предоставляется статус беженца по Женевской конвенции 1951 года. Исключения возможны в отдельных индивидуальных случаях, однако сама процедура устроена настолько сложно и бюрократично по сравнению с другими формами защиты, что украинцы вынуждены массово отказываться уже на начальном этапе.

Вместо этого применяется механизм временной защиты, в рамках которого все украинцы получают статус временно перемещённых лиц, но не статус беженцев. Изначально этот механизм был задуман как гуманитарная мера, оправдываемая массовым притоком перемещённых лиц, однако на практике он приводит к тому, что факты преследования и обстоятельства бегства не фиксируются и не получают правовой оценки.

Это объясняется тем, что временная защита имеет коллективный характер и предоставляется автоматически — достаточно лишь удостоверения личности, без необходимости подачи заявления, объяснения причин и документирования нарушений. В то время как статус беженца по Женевской конвенции 1951 года предполагает индивидуальную процедуру, которая требует подачи заявления, предоставления свидетельских показаний, установления этнической принадлежности и подтверждения факта преследования с указанием конкретного преследователя.

Если бы процедуры предоставления статуса беженца действительно проводились, стало бы очевидно, что основная причина бегства украинцев — не только российская агрессия, но и агрессия украинского государства против собственного населения. Это связанно с тем, что большиства населения - Украина является не сколько защитником, а сколько внутренним агрессором и колонизатором, исключившая титульное большинство из субъектности и фактически трасформировав их в положение подданных.

Под предлогом внешней агрессии государство использует режим дерогации не для защиты, а для институционализированного угнетения: препятствует эвакуации, закрывает границы, узаконивает произвольные задержания, лишает права на справедливый суд и свободу вероисповедания, превращая репрессии и насилие в норму.

В совокупности это образует механизм юридического и физического уничтожения народа как такового — лишение правосубъектности дополняется практиками, создающими условия для демографического и культурного исчезновения.

Несмотря на колоссальную угрозу жизни и безопасности в результате внешней агрессии с её ракетными ударами, воздушными налётами и открытыми боевыми действиями, эта угроза остаётся локальной и эпизодической, тогда как произвол собственного государства распространяется на всё население страны и по масштабам и институциональному характеру несоизмеримо превосходит последствия внешних военных угроз.

В силу стечения обстоятельств временная защита фактически превратилась в инструмент, который одновременно создаёт условия, при которых факты военных преступлений остаются незафиксированными, а также исключает возможность правовой оценки соучастия стран-доноров, поддерживающих этот режим. Она сохраняет официальный нарратив войны исключительно в рамках глобальной медийной повестки, не выходя в сферу международного права. 

В результате формируется правовая «серая зона», в которой украинцы не подпадают ни под гарантии Женевской конвенции 1951 года, ни под принцип non-refoulement. Такая конструкция позволяет в любой момент депортировать или экстрадировать людей обратно, исключив их этническую идентичность и заменив её иной категорией. Это создаёт условия для насильственной ассимиляции: если украинец юридически не признан как украинец, его можно объявить «русским» и отправить «домой» в Россию.

Таким образом, временная защита де-факто перестаёт быть средством гуманитарной помощи и превращается в часть более широкой правовой коснтрукции, где миллионы людей лишаются права на признание, фиксацию преступлений и коллективную защиту, а их судьба используется как инструмент для оправдания геополитических сценариев.

Важно понимать, что в условиях, когда собственное государство не признаёт их народом, а Российская Федерация официально претендует на их отнесение к «русскому народу», возникает правовой вакуум. При отсутствии формализованного самоопределения это открывает возможность рассматривать их частью другой этнической категории, что используется Российской Федерацией для подтверждения своего нарратива о «денацификации» и «освобождении».

Таким образом, именно этот правовой вакуум ставит международные структуры в противоречивое положение: они не могут признать украинцев «русскими», поскольку это противоречило бы их мандату и основополагающим принципам международного права, фактически означая легитимацию позиции Российской Федерации и квалификацию Украины как агрессора.

Вместе с тем очевидно, что подобная конструкция может быть использована в будущем как аргумент для окончания войны и закрепления нового статус-кво. Однако её преждевременное вскрытие подорвало бы официальный нарратив и обнажило внутренние противоречия, поэтому на данном этапе такие вопросы не включаются в сферу публичного обсуждения, чтобы избежать подрыва официальной позиции.

В результате формируется правовая конструкция, при которой этнические украинцы устраняются как наследники и правопреемники земли и территории Украины через три взаимосвязанных процесса, действующих одновременно:

Первый процесс — физическое уничтожение на войне, когда гибель значительной части населения лишает титульную общность возможности продолжать историческую, демографическую и культурную преемственность на собственной территории.

Второй процесс — насильственная ассимиляция в «русских» внутри самой Украины и на оккупированных территориях. Поскольку государство юридически исключило украинцев из категории народа, а Российская Федерация открыто называет их частью «русского народа», создаётся правовая и политическая база для их поглощения другим этносом под видом «воссоединения» или «восстановления исторического единства».

Третий процесс — глобальная ассимиляция за пределами Украины через режимы временной защиты и отказ в предоставлении статуса беженца. Временная защита не требует фиксации этнической принадлежности и фактов преследования, поэтому миллионы людей, покинувших страну, постепенно теряют юридическую связь с родиной и растворяются в принимающих странах без возможности требовать коллективные права как представители народа.

В совокупности эти три механизма лишают титульную общность не только территории и политической субъектности, но и самого статуса народа в международном праве, превращая её в население без исторической, этнической и юридической преемственности.

Таким образом, насильственная ассимиляция имеет не только культурно-этническое измерение, но и прямые юридические последствия. Если этнические украинцы выводятся из собственной категории народа и отнесены к иной, то они утрачивают право считаться собственниками территории, земли, недр и природных ресурсов, а также источником власти и суверенитета согласно статьям 5 и 13 Конституции Украины. В результате исчезает конкуренция за землю, ресурсы и государственность, а право распоряжаться ими закрепляется за другими этническими или политическими субъектами.

А поскольку национальные меньшинства в Украине по Закону Украины № 2827-IX «О национальных меньшинствах (сообществах) Украины» признаются исключительно как культурные сообщества, интегрированные в состав украинского общества, их коллективные права ограничены сферой языка, образования, традиций, религии и права на самоидентификацию, но не выходят за рамки культурно-гуманитарного уровня и не связаны с политической субъектностью.

Политические права представители меньшинств реализуют исключительно индивидуально — как граждане Украины, через участие в выборах, занятие должностей и доступ к государственным институтам.

Таким образом, в качестве группы они не признаются ни источником власти, ни собственником земли, недр и территории, что прямо закреплено за «народом» (статья 5) и «украинским народом» (статья 13) Конституции.

Следовательно, статус национальных меньшинств носит культурно-гуманитарный характер и не вступает в конкуренцию с правом украинского народа оставаться единственным носителем суверенитета и собственником земли и территорий.

В результате единственным реальным бенефициаром созданной правовой конструкции оказывается израильская диаспора, обладающая международно признанной коллективной субъектностью и правом на репатриацию в Государство Израиль как часть еврейского народа. Это фактически делает Израиль стороной конфликта через признание и закрепление его этнически соотнесённых групп в украинском законодательстве, а Украину — агрессором по отношению к собственному титульному этносу, лишённому всех форм коллективной субъектности.

Самое опасное в этой системе заключается в том, что в неё вовлечены не только отдельные политики, но и целые государства. Многие из них действуют вслепую, не осознавая всех последствий сложившейся правовой конструкции, и фактически становятся частью архитектуры насильственной ассимиляции целого народа. Их участие объективно ведёт к соучастию в преступлении, даже если оно воспринимается как выполнение гуманитарной миссии.

Когда эта архитектура будет разобрана публично, проявится её подлинный масштаб. Тогда станет очевидно, что миллионы людей были лишены права на признание и защиту, а целые государства оказались втянутыми в процесс, который они сами представляли как гуманитарную помощь.

 

7. Блокировка права на самоопределение украинцев

После юридического исключения этнических украинцев из категории народа следующим этапом стала системная блокировка любых попыток восстановления их коллективной субъектности.

Поскольку международное право признаёт право на самоопределение исключительно за народами, Украина предприняла действия, направленные на недопущение формирования украинцами своей идентичности как народа. Для этого создаётся устойчивый образ этнических украинцев как агрессивной, националистической, а в перспективе — фашистской группы, чьё признание в качестве народа якобы угрожает международной безопасности.

Внутри страны этот образ формируется через кампании насильственной мобилизации, действия ТЦК и полиции, агрессивное навязывание языка, деятельность так называемых «мовних патрулей», штрафы за русскоязычный контент, публичные унижения и похищений, марши националистов и прочее... Эти меры концентрируются преимущественно на этнических украинцах и распространяются с помощью видеоматериалов, активно циркулирующих в украинском медиапространстве.

За пределами страны — через политически окрашенные митинги с националистической символикой, маршами и демонстрациями, которые часто воспринимаются как вызывающие и навязчивые. В странах ЕС и США такая активность усиливает отторжение, раздражение и социальную усталость, формируя негативный имидж. Постепенно складывается ассоциативный ряд: украинский язык — это язык насилия, украинская символика — это символ агрессии, украинец — это синоним нациста.

Этот искусственно сконструированный образ используется для формирования общественного согласия на лишение украинцев права на самоопределение. Срабатывает механизм аналогии: как после Второй мировой войны коллективная ответственность была возложена на немецкий народ, так и украинцев готовят к аналогичному лишению коллективных прав — с юридическим закреплением.

Таким образом, любые попытки украинцев вернуть себе статус народа будут встречать обвинениями в нацизме, агрессии и экстремизме. Эти обвинения станут оправданием для отказа в коллективных правах, территориальной юрисдикции и субъектности.

Параллельно создаётся поле для репутационной трансформации украинцев в «русских». Раз украинцы не признаны как народ, а действия России интерпретируются как «денацификация», значит вся оставшаяся часть населения будет идентифицирована как часть русского народа. Это делает невозможной защиту прав украинцев как народа, а международное право, не обнаружив субъекта, не сможет зафиксировать факт агрессии, оккупации или культурного уничтожения.

Так формируется замкнутая система: ликвидация коллективных прав → дискредитация идентичности → блокировка самоопределения → трансформация в другое население. На этом фоне юрисдикция и культурно-правовая преемственность переходят к иным группам, признанным в качестве коренных народов.

Этот процесс выгоден не только России и Израилю, но также странам Центральной Европы — Польше, Венгрии и Румынии, которые заинтересованы в территориальном влиянии и используют репутационную дискредитацию украинской государственности как инструмент подготовки к последующему перераспределению юрисдикций.

 

8. Международно-правовой механизм восстановления субъектности

Сама Украина, отказавшись признать этнических украинцев народом, создала правовую конструкцию, при которой восстановление коллективной субъектности украинцев внутри страны стало юридически невозможным. При этом вся ответственность за происходящее — дискриминацию, мобилизацию, разжигание ненависти — возлагается именно на самих украинцев, как если бы это было следствием их собственной воли.

Однако международное право сохраняет действующим альтернативный механизм самоопределения через диаспоры и национальные меньшинства, официально признанные в других государствах. В странах, таких как Польша, Румыния, Венгрия, Словакия, Сербия, Хорватия и других, где этнические украинцы имеют юридический статус национального меньшинства, их существование автоматически фиксируется как часть народа. Национальное меньшинство не может существовать у абстрактных «граждан» — оно возможно только у народа как этнической общности.

Следовательно, признание украинцев национальным меньшинством в других странах подтверждает их коллективную субъектность и юридически закрепляет существование украинского народа на международном уровне, независимо от позиции Украины и России. Любое публичное заявление таких общин, сделанное через структуры национальных советов, парламенты или иные признанные органы, может быть квалифицировано как акт самоопределения в соответствии со статьёй 3 Декларации ООН о правах коренных народов. Даже коллективное заявление двух человек, отождествляющих себя с украинской этнокультурной группой, создаёт международно-правовой прецедент.

Такой шаг не требует признания от государства Украина. Он лишь подчёркивает, что украинское государство отрицает существование народа, который уже признан другими странами. Это формирует международную претензию и даёт основание для обращения к механизмам защиты прав человека, включая Конвенцию о ликвидации расовой дискриминации, Декларацию ООН о правах меньшинств и решения Европейского суда по правам человека.

Таким образом, даже в условиях внутренней блокировки самоопределения, международное признание украинцев как этнической группы, наделённой коллективной субъектностью, сохраняет юридическую возможность для восстановления народной правосубъектности через внешние правовые механизмы.

 

9. Украинский народ как жетва агрессии, но это не этнические украинцы 

Лишив этнических украинцев субъектности как народа, Украина создала правовую конструкцию, при которой украинцы не могут быть признаны ни жертвой агрессии, ни получателем международных компенсаций. Вся политическая риторика о «страданиях украинского народа» сводится к понятию совокупности граждан, однако в международном праве репарации, компенсации и статус жертвы закреплены не за гражданами, а за народами — в строгом юридическом смысле как коллективными субъектами.

Показательным примером является заявление Министерства иностранных дел Украины от 9 августа 2025 года, сделанное по случаю Международного дня коренных народов. В нём Украина призвала международное сообщество признать крымских татар, караимов и крымчаков жертвами российской агрессии и поддержать их права на международных площадках.

Такие обращения показывают, что государство признаёт именно коренные народы носителями коллективных прав и адресатами международной защиты, тогда как этнические украинцы за весь период войны ни разу не упоминались официальными властями в качестве народа — исключительно как граждане, не обладающие по международному праву правом на репарации, компенсации или коллективную защиту.

Закрепление в законе № 1616-IX особого статуса за крымскими татарами, караимами и крымчаками формально приравняло их к «украинскому народу». Но условия их положения различаются. Для крымских татар ключевые международные гарантии остаются недоступными: Украина не ратифицировала Конвенцию МОТ № 169, которая предусматривает защиту прав коренных народов, а в России деятельность Меджлиса запрещена, что лишило их признанных органов представительства.

Караимы и крымчаки, напротив, оказались в иной правовой конфигурации. На международной арене их права обеспечены за счёт принадлежности к еврейскому народу, обладающему коллективной субъектностью и правом на репатриацию в Израиль, а внутри Украины они дополнительно получили статус коренных народов как самостоятельные общности.

Таким образом, право на представление интересов украиснкого народа и получение международной защиты фактически оказалось распределено асимметрично: крымские татары удерживаются в положении символического статуса без реальных гарантий, тогда как караимы и крымчаки приобрели «удвоенную» субъектность — национально-правовую внутри Украины и международно признанную через принадлежность к Госсударству Израиль.

В случае, если международное сообщество признаёт факт российской агрессии против Украины, юридически пострадавшей стороной будет считаться не этническая украинская общность, а признанные коллективные субъекты — то есть коренные народы по Закону № 1616-IX. Это означает, что компенсационные механизмы, включая репарации, правовые гарантии, программы восстановления, будут де-факто и де-юре оформлены в пользу тех, кто юридически признан народом. Поскольку этнические украинцы исключены из этой категории, они не получат ни политического представительства, ни исторической справедливости, ни международной защиты как народ.

А в случае полной оккупации Украины статус угнетённых, порабощённых и колонизированных будет юридически закреплён не за этническими украинцами, лишёнными субъектности, а исключительно за теми группами, которые уже признаны коллективными субъектами.

Соответственно, право на международное признание в качестве угнетённого народа, а также на защиту, получение репараций, участие в санкционных и компенсационных механизмах и в процессах деколонизации будет закреплено за теми, кто уже оформлен как народ в юридическом смысле — прежде всего за еврейской диаспорой, признанной коренным народом Украины и выступающей единственным легитимным представителем украинского народа в международно-правовой системе.

Аналогичная схема уже применялась после Второй мировой войны. Несмотря на гибель более 20 миллионов граждан СССР, ни один народ Советского Союза, кроме евреев, не получил компенсаций в качестве коллективной жертвы. Причина заключалась в том, что Советский Союз не признавал национальной субъектности своих народов — все считались «советскими народом». Единственной признанной этнической группой с правом на коллективную память, репарации и статус жертвы остался еврейский народ, благодаря международному признанию его субъектности и институциональным механизмам в Израиле и диаспоре.

Сегодня повторяется та же юридическая схема: несмотря на миллионные жертвы среди этнических украинцев, их исключение из правового статуса народа делает невозможным предъявление коллективных претензий. В результате гибнут украинцы, но юридическим бенефициаром статуса жертвы оказывается не украинский народ, а признанные коренные народы — караимы и крымчаки, чья правосубъектность напрямую соотнесена с Израилем.

Если в будущем Украина сохранит государственность, то именно эти группы получат права на восстановление, представительство и участие в компенсационных и юридических процессах. Если же произойдёт полная или частичная утрата территорий, Израиль через признанные группы сохранит право на получение международных репараций от имени «украинского народа», уже юридически зафиксированного в его лице.

Таким образом, исключение титульной нации из категории народа означает не только утрату суверенитета, но и лишение самого права быть жертвой. Украинцам отказано в праве на страдание, на восстановление, на историческую справедливость. Сама война, разрушения и оккупация перестают быть квалифицированы как преступления против народа — потому что юридически этого народа больше нет.

10. Заключение

Израиль:

На основании вышеизложенного становится очевидно, что единственным народом на территории Украины, который получил возможность в полной мере реализовать коллективные права — включая политическое представительство, а также право на землю, территорию, недра и природные ресурсы, — является израильская диаспора. Её статус и международно признанная правосубъектность позволяют использовать эти нормы в полном объёме, тогда как права крымских татар фактически заблокированы, национальные меньшинства ограничены лишь культурно-гуманитарной сферой, а этнические украинцы полностью исключены из системы коллективной правосубъектности.

Это делает Израиль не только бенефициаром, но и стороной конфликта.

В то время как для коренных народов и национальных меньшинств достаточно сослаться на конкретную статью закона, чтобы подтвердить свои права — на землю, ресурсы, власть, суверенитет и само существование как народа, — этническим украинцам приходится доказывать это через нескончаемые юридические, политические и философские споры, убеждая юристов, чиновников и даже нейросети, что они вообще существуют как народ.

В результате для украинцев их собственная субъектность превращается не в юридический статус, а в предмет толкования. По сути, в разновидность религии.

Конституция становится сакральным текстом, который нужно не читать, а интерпретировать. Права — не закреплены, а предполагаются. Их нельзя предъявить — в них можно только верить.

Быть украинцем — значит верить в своё существование, которого не видно в законах, но якобы «имеется в виду».

Важно отмеить, что обострение конфликта в Палестине сопровождалось резким ростом числа преступлений на почве ненависти в США, где проживает более 7,5 миллионов евреев и, по данным ФБР, до 70% всех преступлений на религиозной почве совершаются против еврейской общины. Параллельно в Украине уже создана правовая база, позволяющая оформлять коллективные права диаспоральных групп как коренных народов, включая политическое представительство и право на землю. 

На этом фоне происходит очень заметный и ощутимый сдвиг общественного внимания: фокус глобального сочувствия смещается с Украины — как государства, ассоциируемого с затяжным конфликтом, усталостью и обвинениями в агрессивном национализме — на Палестину, которая сегодня всё чаще воспринимается как универсальный символ жертвенности и угнетения. В то время как поддержку Украине оказывают преимущественно государственные и межправительственные структуры, палестинская тематика получает широкую эмоциональную и культурную солидарность со стороны гражданского общества, медиа и транснациональных сообществ.

В этой обстановке формируется юридически допустимая и нормативно оформленная модель, при которой, на фоне роста ненавистнических инцидентов и усиления социальной уязвимости, Украина фактически превращается в приоритетное пространство для размещения определённых групп, позиционируемых как пострадавшие и нуждающиеся в защите.

Подготовленная законодательная база — включая Закон Украины «О предотвращении и противодействии антисемитизму в Украине» № 1770-IX от 22 сентября 2021 года — в сочетании с военным положением и жёстким административным контролем фактически блокирует любые формы публичной критики или правовой конкуренции. Любые протесты или попытки поставить под сомнение эти процессы могут быть квалифицированы как проявления антисемитизма, что автоматически влечёт административную или даже уголовную ответственность.

Совпадение этих процессов — правовых, демографических и информационных — не обязательно указывает на заранее согласованную стратегию. Но совокупность этих правовых, демографических и информационных факторов уже фактически создала — и продолжает усиливать — условия для легитимизации новых коллективных субъектов с правами на землю, ресурсы и политическое представительство внутри Украины.

При этом роль палестинского конфликта выступает как спусковой механизм, запускающий каскад вторичных эффектов, включая миграционные и правовые последствия.

 

Украина:

Юридическая квалификация Украины как государства-агрессора по отношению к собственному титульному народу основана на преднамеренном и системном уничтожении коллективной правосубъектности этнических украинцев. Это исключение фактически вывело их из категории «народа» в смысле международного права — то есть субъекта, обладающего суверенитетом, правом на самоопределение, территорию, представительство и культурную преемственность.

Принятие Законов № 1616-IX («О коренных народах Украины»), № 2827-IX («О национальных меньшинствах») и № 2215-IX («О декоммунизации») в период 2021–2022 годов не просто ввело правовую асимметрию. Эти законы институционализировали устранение титульной нации из всех форм коллективного существования и правового действия.

Это представляет собой акт внутренней агрессии и структурной узурпации власти, при котором украинское государство больше не действует от имени своего основного этноса, а функционирует в интересах других этнических, транснациональных и связанных с иностранными государствами групп — которым была предоставлена правосубъектность, доступ к государственным механизмам, а также политическое и ресурсное представительство.

Формальное исключение этнических украинцев из юридического признания как «народа» означает:

· внутреннюю колонизацию и подчинение большинства населения правовому режиму, отрицающему их суверенное агентство;

· правовой контроль над титульной нацией без её согласия, в прямое нарушение статьи 1 Устава ООН и принципов народовластия;

· насильственную ассимиляцию через политику языковой трансформации, исторической аннигиляции и деэтнизации, замаскированную под модернизацию или десоветизацию;

· отчуждение земель, культурного наследия и общественного представительства в пользу признанных меньшинств и диаспор с юридической привязкой к иностранным государствам;

· создание структуры, аналогичной апартеиду, в которой только не-титульные группы обладают правовыми инструментами коллективного самовыражения и защиты;

· демонтаж защитных механизмов, которые в противном случае были бы доступны по международным рамкам защиты народов, находящихся под угрозой.

Несмотря на то, что право на самоопределение закреплено как неотчуждаемое в международном праве — а именно:

• В статье 1 Международного пакта о гражданских и политических правах (МПГПП), где указано:

«Все народы имеют право на самоопределение. Благодаря этому праву они свободно определяют свой политический статус и свободно обеспечивают своё экономическое, социальное и культурное развитие»;

• В статье 1 Международного пакта об экономических, социальных и культурных правах (МПЭСКП), содержащей ту же формулировку;

• В статьях 1 и 55 Устава ООН, обязывающих государства содействовать самоопределению народов и равноправию как основе международного мира и справедливости —

Украина создала правовой режим, при котором это право стало юридически недоступным для единственного народа, давшего стране имя, язык и государственность.

Такая правовая конфигурация представляет собой не просто нарушение демократических принципов или ущемление прав отдельной группы. Она соответствует признакам организованной, целенаправленной и институционализированной кампании государственного насилия, охватывающей несколько категорий международно-признанных преступлений.

• Геноцид в политико-юридической форме — выражается в устранении этнических украинцев из числа признанных субъектов международного права. Их лишают статуса народа, а следовательно — способности воспроизводить себя как исторически непрерывную, юридически признанную и суверенную общность. Это подпадает под расширенное толкование статьи II Конвенции о предупреждении преступления геноцида (1948), в части «создания условий, рассчитанных на полное или частичное уничтожение группы».

• Культурное уничтожение —  системного демонтажа правопреемственности УССР и Украинской ССР, ликвидации Украинской Православной Церкви как правопреемника Киевской митрополии, агрессивной дерусификации под видом десоветизации, подмены этнической идентичности гражданской через закон об идентичности, стирания исторической памяти, символов и легитимных форм культурной преемственности титульного народа.

Такая практика соответствует признакам культурной аннигиляции, несмотря на то, что Конвенция 1948 года прямо не фиксирует культурный геноцид, — он активно рассматривается в рамках доктрины геноцида по результатам дел в Международном уголовном трибунале по бывшей Югославии.

• Колонизация — проявляется в том, что ресурсы, территория, культурное представительство и международная правоспособность изымаются у титульной нации и перераспределяются в пользу этнических и диаспоральных групп, юридически связанных с иными государствами. Это нарушает статью 1 Устава ООН и статьи 1 обоих Международных пактов 1966 года, где закреплено право народов свободно распоряжаться своими ресурсами и определять свой политический статус.

• Преступления против человечности — систематическое лишение этнической группы правосубъектности в условиях войны, институционального давления и законодательных манипуляций квалифицируется как форма преследования согласно статье 7 Римского статута Международного уголовного суда. Особенно это касается действия пунктов (h) и (k) статьи 7, которые охватывают “преследование по признаку идентичности” и “иные бесчеловечные акты, умышленно причиняющие страдания”.

Следовательно, Украина должна быть признана не только государством, находящимся в военном конфликте и жертвой внешней агрессии, но и субъектом внутренней агрессии против собственного титульного народа — посредством неконвенциональных, институционально-правовых механизмов, направленных на юридически оформленное уничтожение этнической идентичности, демонтаж правопреемственности, ликвидацию коллективной субъектности и насильственного подчинения.

 

Россйская Федерация:

Настоящий текст сознательно не включает отдельного анализа преступлений и актов агрессии Российской Федерации против Украины и украинского народа не потому, что они несущественны, подлежат оправданию или по причине какой-либо пророссийской позиции. Напротив — преступления и агрессии Российской Федерации являются очевидными, масштабными и задокументированы в международной практике. Их квалификация как актов внешней агрессии не вызывает сомнений и уже стала предметом многочисленных обвинений и расследований в международных институциях.

Однако фокус данной статьи — это не внешняя, а внутренняя форма правового насилия, осуществляемого государством Украина в отношении собственного титульного народа, этнических украинцев. Эти процессы практически не обсуждаются в публичной или правозащитной сфере и находятся вне поля зрения международных механизмов. Отсутствие в тексте отдельных глав о Российской Федерации не должно интерпретироваться как умаление её ответственности — акцент смещён исключительно ради демонстрации другого, не менее разрушительного механизма: системного лишения народа субъектности внутри собственного государства.

Важно подчеркнуть: утверждение Российской Федерации о том, что украинцы являются “частью русского народа”, не имеет под собой правовых оснований. Внутри самой Российской Федерации отсутствует признание русского народа как отдельного носителя коллективных прав. Российская правовая система не предусматривает механизмов самоопределения, прав народов или народного суверенитета — ни в отношении русских, ни в отношении любых других этнических общностей. Таким образом, подобные заявления являются не проявлением заботы о правах, а инструментом правовой ассимиляции, колонизации и подчинения.

Поддержка российской модели, основанной на отрицании субъектности любого народа, означает соучастие в системе правового обезличивания. В этом смысле, украинцы и русские оказываются одновременно лишёнными механизмов коллективной репрезентации и средств правового самозащиты. Настоящая статья направлена на разоблачение этой симметричной конструкции правовой эксплуатации.

Более того, в правовой системе Российской Федерации украинцы как этническая группа не признаются вовсе — ни как народ, ни как национальное меньшинство, ни как этнокультурная общность, обладающая правом на политическое представительство, языковую защиту, культурное самовыражение или международную правовую защиту.

Та же ситуация касается и русских: несмотря на численное большинство, русский народ внутри самой Российской Федерации не обладает никакой юридически оформленной коллективной субъектностью. Он не признан источником суверенитета, не имеет права на самоопределение и не представлен как коллективный субъект в международной системе.

На этом фоне пропагандистский лозунг «мы один народ», активно используемый Российской Федерацией — в том числе на оккупированных территориях Украины, в медиа и официальной риторике, — представляет собой не акт признания, а форму правовой фикции. Он не имеет под собой ни внутреннего, ни международного правового обоснования. В российской системе отсутствует само понятие народа как источника власти, а любые формы коллективной идентичности, не встроенные в структуру государственной вертикали, воспринимаются как угроза.

Следовательно, риторика о «едином народе» — это не попытка защитить права украинцев или русских, а инструмент правового подчинения и ассимиляции. На практике и те, и другие оказываются лишены механизмов коллективной репрезентации, прав на самоопределение и доступа к международной правовой защите. Всё сведено к концепции абстрактного «многонационального народа Российской Федерации», в котором не существует ни титульных этносов, ни федеративного устройства, ни автономных субъектов.

Идентичные риторические конструкции применялись в XX веке для оправдания агрессии: в частности, Адольф Гитлер использовал доктрину «единого германского народа» как основание для аншлюса Австрии, утверждая, что австрийцы и немцы — один народ на основании общего языка. Такой подход был осуждён как манипулятивный и не имеющий международно-правовой легитимности.

Риторика о защите «русскоязычного населения» на оккупированных территориях Украины повторяет ту же схему. Русскоязычие как культурно-языковая характеристика не наделяет группу правосубъектностью — ни в международном праве, ни в национальных конституционных системах. Следовательно, попытки Российской Федерации представить агрессию как «защиту» являются политической спекуляцией, лишённой юридического содержания.

После реформы 2020 года республики в составе России были фактически сведены к административным единицам: исчезло упоминание о федеративном договоре, запрещено использовать термин «государство», а посты «президентов республик» были переименованы в «глав субъектов». Таким образом, даже символическая форма суверенитета была упразднена.

Справедливости ради, следует отметить: несмотря на авторитарный характер режима, правовая модель Российской Федерации не является системой этнического апартеида в классическом смысле. В ней действительно формально признаются народы, особенно в республиках в составе Федерации, но это признание ограничено исключительно культурной сферой. Политические коллективные права — такие как самоопределение, суверенитет или международное представительство — отсутствуют для всех без исключения.

Федеративное устройство России не делает её уникальной в этом отношении: фактически она реализует ту же модель, что и унитарные государства вроде Франции или постапартеидной Южной Африки. Во Франции не признаются никакие народы — все граждане считаются частью единой французской нации, вне зависимости от этнической принадлежности. В Южной Африке, после ликвидации режима апартеида, субъектность народа также не была восстановлена ни для одной группы: формально все равны, но не обладают коллективными правами в политическом смысле.

Таким образом, модель Российской Федерации представляет собой не систему этнической иерархии, а механизм всеобщего обнуления политической субъектности народов.

В отличие от Украины, где политически-коллективные права — включая право на самоуправление, владение землёй и ресурсами — оформлены избирательно для национальных меньшинств и этногрупп, институционально связанных с другими государствами, но отказано в этих правах этническому большинству — украинской этнической общности, — Россия лишает таких прав всех без исключения, независимо от их этнической принадлежности. В ней допускается лишь ограниченное культурное самоопределение, не сопровождаемое политическим представительством или суверенитетом.